Свидетельства обвинения против директора ЦМиАР Г.В. Попова

Вот уже более 10 лет в одном из центров русской культуры, связанном с именем великого иконописца Древней Руси, - Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева (ЦМиАР) – царит зло в обличье главы музейной администрации Г.В. Попова. На его совести не один десяток растоптанных судеб и не одна искалеченная жизнь. Всё это время музейные сотрудники били во все колокола и куда только не обращались: и к Президенту России (ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ПРЕЗИДЕНТУ РОССИИ В.В. ПУТИНУ (повторно!), и к Министру культуры Российской Федерации А.А. Авдееву с коллективной просьбой – остановить РАЗРУШЕНИЕ научного центра изучения древнерусской культуры (http://expertmus.livejournal.com/20957.html).
Многим из нас не раз доводилось принимать участие и выступать свидетелями на нескольких судебных процессах против Г.В. Попова. Ниже приводится фрагмент записи одного из свидетельских показаний, раскрывающего глубину трагедии, произошедшей по вине директора-самодура Геннадия Попова в семье нашего коллеги:
«Уважаемый суд!
Прошу принять мои свидетельства о тяжком моральном вреде, причинен­ном администрацией Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева моему мужу и всей нашей семье. На момент увольнения мужа и по сей день я являюсь безработ­ной, и в результате действий администрации ЦМиАР единственным источником существования для нашей семьи стало мое пособие но безработице. При рас­чете у мужа была удержана администрацией вся месячная заработная плата якобы за ущерб нанесенный им, а его трудовая книжка была оформлена администрацией с грубейшими ошибками, из-за чего его долгое время отказывались регистрировать на бирже труда и выплачивать пособие по безработице.
Увольняя мужа, администрация знала из медицинских документов, нахо­дившихся в его личном деле, что муж осуществлял постоянный уход за отцом-инвалидом 1 группы. Оставшись по вине администрации без средств, муж не смог осуществить надлежащий уход за отцом, и вскоре после увольнения мужа 3 февраля 2000 года его отец скончался. Материальную помощь на похороны администрация нашей семье не предоставила, а небольшую денежную сумму смогли собрать коллеги мужа. Если в данном случае администрация сочла себя свобод­ной от моральных обязательств перед уволенным сотрудником, то как следует оценивать нежелание администрации предоставить своевременную материаль­ную помощь на похороны нашего сына, умершего 23 августа 1999 года, во вре­мя пребывания мужа в должности заведующего сектором ЦМиАР?! Потребова­лось неоднократное вмешательство Профкома ЦМиАР, чтобы надлежащие выплаты бы­ли произведены администрацией, а ведь именно по ее вине наша семья залезла в значительные долги, из которых не может выпутаться до сих пор, тем более по­сле незаконного увольнения мужа.
На беду в семье сотрудника в последние 2 года, когда заболел саркомой наш сын, администрация никак не отреагировала. Под надуманными предло­гами мужу, единственному в музее, были урезаны все виды надбавок к оп­лате, премия за год, неоднократно месяцами не выплачивалась зарплата. Многочисленные обращения мужа о недопустимости таких действий остались без ответа, кроме одного от 28.07.1998 г.(вх. № 443), где на заявлении о неза­конности лишения надбавки (дирекция выдвинула мотив невыполнения хранительских обязанностей, которые сам же директор еще в феврале 1996 года снял с мужа своим распоряжением) стоит ерническая по тону и глумливая по сути резолюция директора от 11.08.1998 г.: «Смысл снятия надбавок был не­сколько иным». О сути же претензий ни слова. Напротив, директор сознатель­но урезал до минимума зарплату мужа, а ведь все деньги у нас шли на лекарства для сына.
Травля началась с приходом в музей нынешнего директора Г.В. Попова, корни ее, как мне представляется, в его ревности к научным работам мужа. Неравная борьба велась с сотрудником, у которого в доме поселилась Беда, всей администрацией музея в лице директора и его 7 (семи!) заместителей. По­следние все, кроме одного, стремились явить рвение и верность негласно объ­явленной директором травле моего мужа. Устраивались многочисленные про­верки явки па работу одного-единственного сотрудника во всем музее. Админи­страции нагнетала страсти вокруг нерешенной, по ее же вине, ситуации с поста­новкой на учет фонда. Проводились бесчисленные совещания у директора с участием всех его заместителей, на которых глумление над мужем продолжалось.
Травля принимала самые циничные формы. Долгое время муж не мог вос­пользоваться льготой по уходу за ребенком - инвалидом в виде 4 нерабочих дней в месяц. Выдвигались унизительные и бессмысленные требования по заве­рению справки из городской онкобольницы, где проходил ле­чение сын, у нотариуса, вынуждали обивать пороги ВТЭКа для получения над­лежащих рекомендаций, несмотря на представленную в отдел кадров музея справку об инвалидности. Добиться своего законного права муж смог только в последние несколько месяцев и то лишь после многочисленных обращений за помощью в Рострудинспекцию и Генпрокуратуру.
Не могу оставить в стороне и угрозы физической расправы, прозвучавшие впервые на заседании дирекции 16 октября 1998 г. со стороны одного из замес­тителей директора – И.Л. Громова. Причем, как впоследствии выяснилось, с такими же угрозами Громов адресовался в адрес и другого сотрудника музея. В начале декабря 1998 г. рядом с домом на мужа и сына было совершало нападение, в результате которого сын пережил тяжелейший стресс. По этому факту было возбуждено уголовное дело сразу же вслед за телефонограммой по г. Москве. Отмечу, что о заказном характере нападения нам сказали сами следователи, т. к. на отца с ре­бенком - инвалидом не нападут даже, как они выразились, «отморозки». В дан­ной связи характерно признание мужу сотрудника музея В.Д. Миронова, что не­задолго до нападения директор музей Г.В. Попов дал ему задание установить наше точное место жительства.
Другим поводом заставить страдать всю семью был отказ в получении оче­редного отпуска за 1998 год в нарушение действующего КЗОТа, особо оговари­вающего права родителей детей - инвалидов. Невозможно описать всех пери­петий с получением этого отпуска, жизненного необходимого для помощи сы­ну. Дирекция музея не выполняла предписаний Рострудинспекции, вводила в заблуждение руководство районной и городской прокуратур, отчитываясь за якобы устраненные нарушения. Более того, директор вступил в сговор с пра­вовым инспектором труда Г.П. Барулиным, который на основании своих знаний трудового законодательства предложил директору услуги по увольнению мужа, чему был свидетелем предпрофкома Н.В. Криволуцкий.
Добиться своего отпуска за 1998 год муж смог только в марте 1999 г., когда у сына уже начались сильные боли из-за рецидива заболевания. Ни операция, ни традиционное лечение химиотерапией, в т.ч. дорогостоящей платиной, не при­несли облегчения. У нас в семье в то время было двое, достаточно взрослых чтобы оценивать происходящее, детей. Как могли мы берегли их от мучитель­ных переживаний. Но неуверенность в завтрашнем дне, многочисленные звонки негативного характера из администрации музея и телеграммы на дом, непре­рывные телефонные переговоры с сотрудниками Рострудинспекции и милиции, нервозность постоянно отравляли жизнь нашего дома, а для сына, прикованного к постели, отягчили его последние месяцы жизни. Вместе с физическими стра­даниями он нес бремя страданий за унижаемого отца.
Эти люди в азарте дикой охоты утратили человеческие лица, мораль. Есть ли у них семьи, дети? Как могут они руководить коллективом?!
Только необходимость отдать все силы и посвятить все время на облегчение страданий сына остановили нас с мужем от обращения в 1998-1999 гг. в суд, как нам советовали все инстанции, на действия директора Г.В. Попова и его за­местителей - Л.П. Тарасенко, М.Н. Иващук, И.Л. Громова.
Описывая события тех дней, я чувствую полную беспомощность пе­редать безмерную горечь и невыносимую боль всей истории болезни и смерти сына. Я обвиняю лично Попова, лично Тарасенко, лично Иващук, лично Громо­ва в том, что они намеренно сделали все для усугубления нравственных страда­ний моего мужа, отравили последние дни нашего умершего сына. Уповаю на волю Божию и Его Высший Суд».
Расшифровка записи приведена с некоторыми сокращениями.
Дополнительный материал см. по следующим ссылкам:
Геннадий Викторович Попов (G.V. Popov) ОБВИНЯЕТСЯ прокуратурой (ACCUSED)
Администрация ЦМиАР подозревается прокуратурой в совершении уголовного преступления по ст. 306 УК РФ
Постановление Таганской прокуратуры о возбуждении дела в отношении Г.В. Попова
Г.В. Попов, И.Л. Громов, Л.И. Антонова и др.лица из Музея им. Андрея Рублева – соучастники доноса
Директор ЦМиАР Г.В. Попов совершает подкуп должностных лиц
Леонид Андреевич Беляев получил от Г.В. Попова 30 сребреников за клевету и воровство
Судья на процессе, заслушав данное свидетельское показание, вынесла вердикт, что это не свидетельство, а самое что ни на есть обвинительное заключение!
И что же? По существующему в России законодательству моральный ущерб, причиненный семье нашего коллеги противоправными действиями Г.В. Попова, был оценен в … тысячу рублей. Эту мизерную сумму Геннадий Попов выплатил ... не из своего кармана, а из бюджетных денег всего Музея имени Андрея Рублева.